Погружаясь в «Андерграунд»

Если верить расхожему мнению, для того, чтобы понять умное кино, его нужно пересмотреть несколько раз. Зачастую такое понимание означает именно логическое осмысление увиденного, пресловутое «что хотел сказать режиссёр» или «о чём этот фильм». Концепция и тем паче художественные особенности работы, не говоря уже о восприятии зрителем на уровне чувств, нередко остаются без внимания либо сводятся к скудной оценке — «понравилось» или «не понравилось».

В плену подобного подхода незаметно для самого себя в последние годы оказался и автор этих строк. Но минувшим летом мне довелось в очередной раз пересмотреть уникальный фильм, который невозможно только осмыслить, как впрочем, и только прочувствовать. Это «Андеграунд» Эмира Кустурицы.

Разумеется, изначально внимание зрителя сосредотачивается на несколько авантюрном, едва ли не фарсовом сюжете, в завязке очень напоминающим криминальную комедию. Впрочем, это впечатление обманчиво, и режиссёр практически сразу зрителю даёт понять это.

Кустурица уже в одной из первых сцен фильма провозглашает идейность героев (по крайней мере официально ими декларируемую), когда Марко сообщает жене Чёрного Вере «нечто важное», а именно о принятии её мужа в коммунистическую партию. Можно не придавать этому большого значения, как и сделала Вера, однако герои фильма сразу оказываются обособлены от обычных подвыпивших кутил с бандитскими замашками, а в самой ленте проступает драматическая составляющая.

Последняя вскоре получает развитие в сцене утренней бомбардировки Белграда немецкой авиацией (речь о событиях 6 апреля 1941 года), причём вид раненых и убитых животных в зоопарке, где по сюжету служит брат Марко — Иван, настраивает зрителя на серьёзный лад. Здесь нельзя не отметить и блестящую работу композитора Горана Бреговича, способствовавшего созданию у зрителя нужного настроя.

Вместе с тем количество комичных, даже фарсовых эпизодов в первой части фильма зашкаливает и пленяет внимание зрителя. Сделаю небольшое отступление и поясню, что на мой взгляд, юмор и изменение его тональности — своего рода ключ к восприятию концепции фильма. Чуть подробнее я ещё остановлюсь на этом ниже.

В комической составляющей фильма проявляется одна из удивительных черт Кустурицы: многочисленные эпизоды в духе комедии положений не кажутся избыточными или примитивными (перегрызание проводов рухнувшей при бомбардировке люстры Чёрным, похищение слоном ботинок с подоконника, регулярное разбивание Марко бутылок о собственную голову).

Особого упоминания заслуживают диалоги и даже просто отдельные фразы, в конкретной мизансцене становящиеся не больше не меньше — афоризмами:

 1. Вера. Как ты можешь есть, когда бомбят?

Чёрный. А я назло. Что мне, голодному умирать что ли?

 2. Чёрный. (Роется в ящике комода, где свалены пачки денег и пистолеты).«Пойду разберусь с этими бандитами!».

 3. Марко. (Обращается к незадачливому самоубийце Ивану перед тем, как вынуть его из петли). «Вместо того, чтобы мне помочь, чтобы быть героем […]»

 4. Чёрный. (Во время очередной гулянки в подобии подпольного кабаре или казино). «Наши товарищи погибают в лесах, едят одни корешки, а вы воруете!»

При этом нужно подчеркнуть, что сами по себе главные герои, если бы не присущие им бесшабашность, находчивость и остроумие (по крайней мере в первой части фильма) вряд ли способны вызвать сочувствие у зрителя. Пусть Чёрный вполне искренен в своей грусти по умершей при родах жене (первая из сцен о событиях 1944 года) и трудно не согласиться с закадровым голосом в том, что герой (как и весь Белград в целом) страдал «от открытого перелома души», но оправдать очередную пьянку, перерастающую в безобразную драку, а потом и похищение Натальи из театра желанием героя забыться — не получается. Чёрный сознательно идёт на поводу своих страстей.

Его кум, Марко Дрен, до поры до времени находится будто в тени. Он старается произвести впечатление (и надо признать, отчасти это ему удаётся) культурного и интеллигентного человека. Даже банальное вымогательство он старается обставить максимально деликатно: «Господа, я делаю это для вашего блага» (эпизод разговора с торговцами в подвале). Однако нельзя упускать из виду, что именно Марко упрятывает в подполье массу людей, большинству из которых уже не суждено выбраться оттуда живыми. Весьма символична и реакция Веры при первом взгляде на подвал: «Как страшно… Ужас!».

Из оставшихся наверху героев последней перед зрителем предстаёт Наталья — «наша лучшая актриса», а заодно предмет любви (или, быть может, вожделения?) Черного, Марко и немецкого офицера Франца. Поначалу героиня кажется совершенной пустышкой, одновременно боящейся быть пойманной немецкими властями за связь с налетчиком Чёрным и в тоже время принимающей от него в подарок золотую цепочку. Что, однако, нисколько не мешает ей тут же спокойно уехать с Францем в ресторан прямо на глазах у Черного.

Вскоре, впрочем, выясняется, что первое впечатление оказалось обманчивым. Будучи похищенной Марко и Чёрным и сидя привязанной к спине последнего, она твёрдо заявляет: «Я не выхожу замуж», — и продолжает сопротивляться, даже услышав безапелляционный ответ Чёрного: «Выходишь, любовь моя, выходишь. Просто ты об этом ещё не знаешь». Получает объяснение (которое, разумеется, не равно оправданию) и её связь с Францем — она продиктована заботой о брате-инвалиде Бато.

По мере развития действия, характеры усложняются. Постепенно на первый план выходит Марко. Он, пользуясь отлучкой Чёрного, признаётся в любви Наталье, отплывает на пароходе и бросает друга, когда на берегу появляются Франц и солдаты, игнорирует призывы схваченного немцами Чёрного застрелить его. Отчасти совершённые предательства оправданы последующим спасением Чёрного, но главный поступок Марко — придуманная для жителей подполья во главе со спасенным Чёрным ложь о том, что Вторая Мировая всё ещё продолжается, что бойцы Тито нуждаются в оружии (которым Марко нелегально, но успешно торгует на поверхности) находятся по ту сторону добра и зла. И всё это невозможно в полной мере объяснить, не говоря опять же об оправдании, страстью к Наталье, пусть Марко и пытается уверить её, что всё, абсолютно всё продиктовано любовью к ней. В ум зрителя закрадывается предположение, что Марко тоже является пленником собственных тщательно скрываемых страстей, но самое главное здесь иное — он тоже попадает в рабство Подполья, причём не конкретного подвала, а аллегорического.

Полноценно вырисовывается образ Натальи, по окончании войны вышедшей замуж за Марко и вовлечённой в его грандиозную аферу (то есть ставшей ещё одной заложницей Подполья). Наталья, читая текст, специально написанный к очередному визиту в подвал на вопрос: «А чего не хватает в этом тексте?», горячо восклицает: «Правды!» (нельзя не упомянуть её роскошную, граничащую с истерикой пластику в этой сцене).

Не только это, но многие другие фразы и поступки героини начинают вызывать симпатию зрителя. Наталья вполне искренна, когда говорит: «Я не могу играть то, во что я не верю». Оказавшись на свадьбе выросшего в подполье сына Чёрного — Йована, она просто и понятно объясняет своё стремление напиться: «Не могу смотреть трезвая на вас обоих», подразумевая и мужа, и Чёрного, а забравшись на крутящееся возвышение для оркестра и схватив под руку попавшуюся доску, от души лупит ею и Марко, и Чёрного. В тоже время, хотя Наталья и хочет рассказать Чёрному правду на свадьбе, она не решается на это, произнеся в итоге лишь общую фразу про ложь везде и всюду.

К концу первой и на протяжении второй части фильма лента приобретает явный оттенок сюрреализма: сложно поверить в реальность того, что Марко удалось убедить жителей подвала не пытаться выйти наружу на протяжении долгих лет; в то, что они же сумели построить в своём подземелье настоящий танк, который, как и положено по классическим канонам драматургии, стреляет, причём не раз и по-своему метко; или что Чёрный, запертый в сундуке, выживает и полностью оправляется после самоподрыва гранатой…

Число юмористических эпизодов во второй части не уменьшается: жители подполья, напуганные «бомбардировкой», о которой им сверху сигнализирует Марко, забираются в танк и хором поют песню про Тито, шимпанзе Ивана на равных сидит за свадебным столом, молодые танцуют с чемоданом денег, которые им подарил Марко… Отдельного упоминания заслуживают откровенно фарсовые сцены съемок пропагандистского фильма по насквозь лживым мемуарам видного героя Сопротивления, а теперь и верного сподвижника маршала Тито — товарища Марко. Однако их психологическое воздействие на зрителя не столь велико, нежели в начале фильма.

По существу, как уже было сказано выше, следя за тем, как меняется характер условно комических эпизодов фильма, проще всего понять его концепцию. Сцены, где выбравшиеся из подвала и идущие «заканчивать войну» Чёрный и Йован попадают на съемки «патриотического» фильма по мемуарам Марко, сами по себе безумно смешны. Вот только задушенные статисты в форме немецких солдат и застреленный актёр, исполнявший роль Франца, придают абсурдной ситуации налёт трагикомедии и психологически готовит зрителя к ещё более драматичным событиям: гибели Йована, подрыву дома и подвала (вместе с его обитателями) Марко и Натальей, решившими, что «нет нам жизни в этой стране» и собравшимися эмигрировать-исчезнуть.

В третьей и хронологически самой короткой части фильма (посвященной событиям 1992 года) практически нет места юмору, если не считать откровенно злой насмешки над миротворцами ООН, участвующими в переговорах по продаже оружия. На первый план выступают сюрреалистические элементы, как например, оживлённые подземные магистрали, соединяющие европейские столицы и по которым в поисках своей шимпанзе бродит Иван. Так, само подполье, вроде бы как взорванное много лет назад, превращается в не имеющую во всех смыслах границ бездну, откуда не под силам выбраться никому из главных героев.

Именно поэтому в полуразрушенной церкви на веревке колокола вешается сбежавший из психиатрической больницы Берлина Иван, узнавший путь в свою любимую Югославию по крови, стекающей вдоль стен подземной пещеры, а Черный, командующий собственной повстанческой армией и бродящий в поисках «моего Йована», приказывает расстрелять торговцев оружием, не зная, что это Марко и Наталья, пока ему в руки не попадают их паспорта… Ещё одним жутким и характерным символом остаётся другое указание Черного — вести пленных в полуразрушенный подвал, к колодцу. Таким образом, до самого конца жизни никто из героев так и не оказывается в силах разорвать порочный круг собственных страстей, неверных представлений и чудовищных нагромождений лжи.

Особо хочется подчеркнуть, что Кустурица сумел блестяще решить сложнейшую художественную задачу — и стилистика шокирующей развязки не противоречит остальным частям фильма. Связующим звеном выступают всё те же реплики-афоризмы и остроумные диалоги:

 1. Марко (обращается к Наталье, будучи до полусмерти избит Иваном). «Война ещё не война, пока брат не поднимет руку на брата».

 2. Четник. А к какой армии Вы принадлежите?

Черный. К своей.

Четник. А над Вами есть кто-нибудь?

Чёрный. Есть. Моя страна […].

Завершая разговор о содержании и концепции фильма хочется сказать, что это история о человеческих отношениях, неверных поступках и их последствиях, самое страшное из которых заключается в том, что главные герои (и не только они) оказываются в рабстве у Подполья, освободиться из которого они смогли только после смерти (сюрреалистическая финальная сцена всеобщего примирения во время свадьбы Йована и Елены на откалывающемся от берега и уплывающем вдаль по реке полуострове, напоминающем своими очертаниями Родину режиссёра — Боснию и Герцеговину).

При этом обвинения Кустурицы в политизированности и даже пропаганде представляются мне абсолютно несостоятельными. Масштабные исторические события, в которые оказываются вовлечены герои, выступают в первую очередь фоном, пусть многие аллюзии и заставляют задуматься на темы политики, судьбы Югославии и её народов.

Идеологизированное искусство вряд ли вообще способно произвести волшебное впечатление фильма Кустурицы — страшного, шокирующего, но, по множеству зрительских отзывов, к которым спешит присоединиться и автор, вызывающего сильнейшую жажду жизни.

О выразительные средствах «Андеграунда» разговор особый, заслуживающий отдельной статьи. Оценить в полной мере пластическую выразительность героев, мимику, интонации, подбор ракурсов лично мне не удалось ни при первом, ни при втором просмотре. Чтобы понять и прочувствовать этот сотканный на экране удивительный подпольный мир в него нужно погрузиться…

Владимир Собольский,

специально для литературного клуба Главслово,

осень-зима 2016 г.